Понедельник, 14.07.2025, 15:28
Приветствую Вас Гость
Приветствую Вас Гость
Сибирский Кот
| Наш опрос |
| Календарь |
| Статистика |
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ВЫНУЖДЕННАЯ ПОСАДКА
Земную жизнь пройдя до половины...
Данте
I
Солнце всходит и заходит,
Не цепляясь, день проходит,
День, идущий вслед за ним,
Как близнец, неотличим.
Грезит узник о свободе,
Вьет спираль к витку виток
Бесконечную, как срок
(В Кото-лажке мастерская
Крысоловки выпускает).
Кто б его предостерег
От неведомой угрозы,
Исходящей от мимозы —
У мимозы в жо... рожок:
Чуть не то — звучит гудок,
На призыв спешит Фемида
И карает за либидо.
II
Встреча с именно такой
Как нарочно состоялась:
Кошка мило улыбалась,
Легкомысленный герой
Xвост раздул и поклонился...
Только к лапке приложился,
Дура дунула дудой,
Кот опешил, сзади:
— Стой!
Догадался: «Ах, красотка!
Это ж гангстеры, наводка!»
Снова: — Стой!
Вскричав: «Ремиз!»
(Пригодились так некстати
Боевые свойства бати)
Он разбрасывать, как крыс,
Стал блюстителей порядка,
Вскоре выяснил — накладка...
Вот и крутит вороток
Монотонно, как станок.
III
«Если б воли мне дождаться...»
Стало узнику казаться,
Что на воле нет совсем
И не может быть проблем,
Он от мира отгорожен,
Угол зрения ничтожен,
Здесь неделя, словно год.
Все решетки, все запоры
Источают злые споры,
Выедают кислород.
IV
Даже если год — неделя,
Все проходит под Луной...
Страж сказал: — Пошли со мной!
Мысли сразу опьянели,
Дверь закрылась на щелчок,
А навстречу бодрячок —
(В том краю и Crocodile*,
Как забрало, клеит smile*).
V
— Basil! Ты куда?
— Домой...
— Не спеши, мой дорогой!
Мы остаться предлагаем,
Наслаждайся нашим раем,
Для поднятия мошны
Нам помощники нужны
(Мы всегда их завозили...).
Jackpot твой, хватай, Василий,
Ты ж везунчик, Luску-Cat*,
Ведь страны прекрасней нет!
Нам завидуют, желают
Все сюда, но как — не знают,
На челне и на бревне
Прибывают контрабандно,
Все сюда, никто обратно,
Неудачники на дне...
VI
Кот Василий усомнился,
На залив оборотился
Посмотреть — не врет ли плут?
Н-да... действительно плывут!
— Я соскучился по Муре...
— Что грустить о ней — ручей!
Киссисипи и Киссури
Полноводней и длинней;
Здесь свобода, бизнес, топеу*...
Ты ведь хочешь милли-о-он?!
(Задрожал — раздался звон)
Будет так в твоем кармане!
Слышишь?
VII
— Слышу.
— Не трясет?
(За такую речь о Муре
Дать бы лапой по фейсуре*...)
— Нет, нисколько...
— А почет,
Слава? Если ты не промах,
Будешь Мурике впопад,
Твое имя на кондомах
В знак любви запечатлят...
— У меня одна проблема —
Как из вашего Эдема
Перебраться в край родной.
Ползабрала отлепилось,
Сразу харя проявилась:
— А-а, понятно, ты больной!
Это дело мы не лечим,
Просто незачем и нечем,
Забирайся в котолет,
Убирайся, идиот!
VIII
Взлет турбины проревели,
Кот подумал: «Неужели
Через несколько часов
Аромат родных лесов,
Пихты, лиственницы, ели,
Мура, Мур и Отчий Дом
Пронесутся под крылом?»
Как шмели, моторы пели,
Фюзеляж дрожал слегка
И в уютной колыбели
Усыпляло Кошака.
IX
Что за пьяная болтанка,
Словно в баках валерьянка?
В норме курс и высота,
Тяга, скорость, шаг винта...
Тряски стало слишком много —
Заавралила тревога!
Крен! Тангаж! На крыльях лед!
Начал падать котолет.
X
Кот Василий до предела
Дал форсаж и взял штурвал —
В животе похолодело,
Но тангаж не возрастал!
У часов и альтиметра
Стрелки вспучились дугой,
Вес исчез, открылись недра,
Стала метрика другой.
Ослепленный грязной ватой
Обреченный котолет
По кривой замысловатой,
Как фантом, летел вперед,
Вбок и вниз... прорвал границу
Облаков — под ним капкан —
Океан... куда садиться?!!
Горизонт чернел вокруг.
Вдруг надежда, как испуг...
XI
Льдина долго дрейфовала,
А зачем — едва ли знала,
Просто частью ледника
Затрапезной, но единой,
Оставалась до пока,
Отколовшись, стала льдиной.
В молодые времена
Вся от гордости светилась,
Но огранка округлилась,
Грани портила волна,
Для нее потеря веса —
Часть природного процесса,
Раз течение влечет...
XII
Рев турбин принес разгадку —
Неспроста ее несет!
На широкую площадку
Аварийную посадку
Совершает котолет.
Шанс уже не повторится,
Больше некуда садиться.
Дотяну? Не дотяну,
Так проверю глубину,
Промахнусь не дальше ада;
Расшибусь — налипший лед
Тягу сбросить не дает...
Клюнул, выровнял — глиссада...
XIII
Словно мячик, отскочил
Раз, другой — сносило в траверс,
На пределе реверс выл,
Парашюты разрывались,
Сотня ярдов — проскочил!
Нос внезапно опустился —
Аппарат, подмяв шасси,
Наконец остановился
У закраины вблизи.
Рев турбин в шуршащий шелк
Перешел и вовсе смолк.
XIV
Вскоре Кот ступил на льдину,
Причиненный ей урон
Обошел со всех сторон —
Поврежденную машину
В воздух было не поднять,
Значит, нужно зимовать.
Все заверчено изрядно —
Зимовать без провианта...
Кто же знал, что перелет
Превратится в переплет?
XV
О, чудесная картина!
В двух шагах стоит рыбина,
Отливает чешуей
Серебристо-золотой.
Здесь героя перемкнуло —
Он за рыбой...
Ва-а-акула!
Мимо щелкнуло хайло —
Кот на льдине, повезло...
XVI
Что есть силы отряхнулся,
Вылил воду из сапог,
В котолет к себе вернулся;
Он до косточек продрог
И поеживался зябко.
Парашюты, просто тряпки,
Сохранявшие тепло,
Кое-как прикрыли лапки...
Дальше предка занесло:
Здесь не Африка, а льдина
И такая холодина...
И все ж герой по-прежнему живой —
Не в брюхе, не в воде, не под водой.
XVII
Когда меня на крыше затевали,
Кто думал обо мне, они — едва ли?
Вибрировала крыша от любви,
Им было хорошо, а ты — живи!
XVIII
Противна мысль о лапе кукловода,
Который развлекается игрой —
Я волен был и сделал выбор свой,
Меж силой обстоятельств и Судьбой
Лежал просвет и в этом есть Свобода...
Я выбрал землю... что греха таить:
Приятней обживаться на чужбине,
Чем очутиться на ничейной льдине
И сомневаться: "Быть или не быть?"
XIX
Казалось в детстве, что со дна кувшина
Гляжу на мир — мешает горловина,
А там, за ней, простор, а там труба
Шершавая, кривая, как Судьба.
Вот и пошла сплошная свистопляска:
Сперва в любви я потерпел фиаско,
Нашел себе по сердцу ремесло —
Отец вмешался — вновь не повезло;
Искал Свободы в странствиях по миру,
А получил с решетками квартиру,
Летел домой — доволен глыбой льда
И не грешно б узнать — плывем куда?
XX
Знать и не знать... частицы скудных знаний —
Не слишком хороши для предсказаний:
Пусть тучи приоткроют небосклон,
Пусть будет звездочет на этом месте
Секстантом и часами оснащен,
И картами, и знанием созвездий...
Но даже самый дошлый звездочет
Всего лишь шлейф на карту нанесет.
Планеты подчиняются законам,
Наклон и деформация орбит
Известны из таблиц эфемерид,
Я ж подчинен извивам потаенным:
Смещается мой остров ледяной
(С меняющейся формой и размером)
Течением, и ветром, и волной,
И массажисткой, ласковой Луной,
Расчет доступен, но нездешним сферам.
Итак, ума высокая игра
Дает прогноз погоды... на вчера.
XXI
Теперь, когда утрачена свобода,
Со льдиной у меня судьба одна
И за оттяжку гибели цена
Такая, что придется ждать исхода:
Снесет махину к берегу волной,
А с ней меня иль то, что звалось мной,
Плавучий остров может развалиться —
Тогда вопрос — кто дольше будет длиться?
Иль смерч, как меч, очистит напрочь лед,
Иль подойдет спасительное судно,
Ведь трудно не заметить котолет?
Любой сценарий я приму, как зритель,
Где случай — изощренный исполнитель,
Ни трафаретов, ни черновиков,
Все набело, всерьез, без дураков.
Из трех основ оставлена мне вера,
Еще надежда есть — Dum spiro, spero*.
XXII
Своя земля... пустыня и песок,
Но крепко-крепко держится росток,
Он счастлив поутру росой напиться;
Вот птица совершает перелет,
Она гнездо на родине совьет
И рыба приплывает нереститься,
И в гавани стремятся корабли,
Но облака свободны от земли...
Свободной пылью стоило ль родиться?
Понятна цель плавильного котла:
В нем прошлое должно сгореть дотла
И новосел срастается с основой,
Пускает корни и звенит мошной,
Он клеит smile, заражен мечтой
И увлечен динамикой здоровой,
Он в лихорадке делает дела
И ставит топеу во главу угла.
XXIII
Когда в триаде не хватает Бога,
Тогда изобретают эликсир,
Опоры нет и падает двунога,
Пытаясь опрокинуть целый мир.
Без веры нет сомнений и шутиха
Сверкает управляющей звездой,
Звучит, как откровение, шумиха,
Наполненная уткой и водой.
А низость попирает благородство,
Простых решений ищет нищета,
Безбожник обделен, как сирота,
Не сознающий своего сиротства,
Он верит, что неистовый маньяк
Ведет не наобум. Он знает, как
По прописям известного барона
Выдумывать подобие закона,
Толкать других на лезвие ножа,
Собой же не рискуя, как Хаджа;
Как строить Рай для якобы потомков,
Украв Свободу, Веру, Предков скомкав.
(Свобода, вера в Бога, дух земли
Лишают вышибал из колеи
Возможности искать себе пасомых
И превращать их в мелких насекомых).
XXIV
Безумцы гонят жалкие стада
К загробному или к земному раю
И вопреки, и к гибельному краю,
Ведь батоги — дорога в никуда.
Доктрины глушат волны ноосферы,
Без отзвука скудеет умный слой
И в нем зияют дыры над землей,
Где к разуму приставлены барьеры,
Где книги жгут, где поводырь слепой.
XXV
Посредник-пастырь a posteriori*
Не Вере служит, а своей конторе —
Раз прозелит опаснее чертей,
Раз правдолюбцев держат на запоре —
Покрыты тайной действия церквей.
Их тайны, что бухгалтерская книга,
В которой есть подчистки и обман,
И видно, что ничтожен интриган —
Из золота и власти вся интрига;
А сальдо — тьма пятнадцати веков
(Ни мыслей, ни открытий, ни стихов),
Их прочь отбросить — пара пустяков,
"Они не стоят слов: взгляни — и мимо!"
А то еще глаза разъест от дыма —
Кругом костры, где жгут еретиков.
XXVI
Безбожно-безнадежная затея,
Но цитадель боролась до конца,
Удерживая детище Творца,
Вселенную, в пеленках Птолемея;
Невежества тяжелые пласты
Свободной мысли закрывали рты.
И до сих пор страшится поп вселенной,
Открытий, инженерии геенной,
А телескоп — диавольский снаряд,
Не грешный глаз — всего затянет в ад.
XXVII
Наука льнет к искусственным вещам,
К абстракциям, все чаще тащит в чащу,
А церковь и к словам животворящим
И, как всегда, к поверхностям блестящим,
К обрядам, ритуалам и к мощам.
И обе далеки от Слов и Дела
(Той и другой враждебен тот же мрак,
Но их не примиряет общий враг!),
Пытаясь все загнать в свои пределы,
Они, как две ревнивые сестры,
Никак не могут разделить дары,
Друг в друга неумело мечут стрелы,
Еще врачуют души и тела
(За вычетом содеянного зла).
XXVIII
Вражда играет роль громоотвода,
К чужанину врожденная вражда
Сильней любви и общего труда
Объединяет всех (что да, то да!),
А жертвой вновь становится Свобода —
Опасны ей что стаи, что стада.
Свобода — в горле кость у высшей цели,
Здесь и глупец отыщет Casus веlli*.
Одним несчастным чуть не с колыбели
Твердят, что путь за них определен,
Другие опереться захотели
И каждый параллельно в цепь включен.
Поверить во всесилие науки,
Страшась пренебрежения и тьмы,
Додумались маститые умы,
Чтоб та творила сказочные трюки:
Вернула в мир всех живших на Земле
И авторов прожекта в их числе.
XXIX
Не любит Бог всеобщих устремлений,
Психозов, групповых объединений —
Что Он разъял, не здесь соединить...
Создателю давно, небось, наскучил
Вид плотной массы движущихся чучел —
Так стоило ли разум им дарить?
Хвала Творцу, что нет конечной цели,
На прошлом и на будущем печать,
Историю за хвостик не поймать,
Ее, как мышь, не нужно ждать у щели,
Чтоб бегу карусели не мешать.
Цель жизни — жизнь! а щедрая природа
Споспешествует всем в продленьи рода,
Пусть смыслом наполняет каждый сам,
Желательно, по вкусу и усам.
XXX
Причиной войн и алчных устремлений
Я прежде полагал лишь хищный нрав...
Достаточно взглянуть на мир растений
И станет все на место — я ж не прав!
Борьба за солнце, за простор, за воду
Не утихает — что, винить природу?
Кусты кустами, а трава травой,
Деревьями деревья остаются —
Невидимые ауры сплетутся
И образуют аромат лесной.
Но льется дождь не из садовой лейки,
Случайно ль появился бурелом?
Лес поджигают молнии-злодейки,
В слащавость что-то верится с трудом.
XXXI
Как в то, что пайщик-жмот, считавший пенни
И фартинги, был именно тот гений,
Насквозь пронзивший вязкие века,
Не затупив могучего клинка;
Так в то, что Лев с овечкой уживутся
И рядом на лужайке запасутся...
Когда бы Царь, себя преодолев
(Здесь более эстетики, чем веры,
У Льва не травоядные манеры),
Рискнул пастись, так то уже не Лев!
В природе содержание и форма
В гармонии находятся друг с другом,
Когда желудок ждет мясного корма,
Он жвачку переваривает туго.
XXXII
Жесток удав, но это жертвы взгляд:
Убрать его и утопиться впору —
Ушастый истребит себя и флору,
Удав и кролик, действуя впопад,
Экспансии друг друга тормозят.
Противники находятся в альянсе,
Ведь мир стоит на временном балансе,
Пока не раскрывает пасть дракон,
Под спудом копошится эмбрион
Безумия, а Оруэллу с Кафкой
Еще не время угрожать отставкой.
Довольно свет стращать его концом
(Грешно у страха спрашивать совета),
Долой мечты о веке золотом
(Иллюзии — опасная тенета),
И в то, и в это верится с трудом.
XXXIII
Я видел сон: сквозь горизонт туманный
Открылся взору парус долгожданный —
Знакомы очертания ветрил;
Корвет проносит мимо свежий ветер —
Так это же Царапыч на корвете,
Как в галерее, красочно застыл.
Я звал его, но паруса надуты,
Меня не слышал пращур пресловутый
И вскорости туман его сокрыл.
XXXIV
Прошел, как тень, и разошлись дороги,
Мне неоткуда, значит, ждать подмоги?
Пустой был сон иль это тайный знак
(Филон, толкуя сны, считал сначала,
Какой был час и где Луна стояла) —
Не разберусь без дядьки здесь никак.
Мне приходилось слышать не однажды,
Что в бедствиях грозит рассудку страх —
Свой урожай снимает на морях
Куда проворней холода и жажды...
Но вот опять мерещится корвет...
XXXV
Нет! Прав был бодрячок — я Lucку-Саt:
Обледенел, но в штопор не свалился,
Вслепую, но ко льдине устремился
(Здесь, судя по всему, немного льдин,
Они не ходят косяком сардин),
И долетел, и сел не без поломки,
Но ведь и так застыл у самой кромки —
Иначе чем инерцию унять?
Легка душа, но тяжко ей всплывать...
Акула не отъела половину,
А поднесла мне давеча рыбину,
Был еле жив, но ей благодаря
Сижу с открытой крышкой фонаря
(Скитальцу все же улыбнулось счастье,
Когда, спасаясь от акульей пасти,
Большая рыба шлепнулась на лед,
Ее не упустил голодный Кот).
XXXVI
Когда я путешествую верхом,
Я вижу все и чувствую объем,
Мой взор не упирается в тропинку,
Я мир воспринимаю целиком —
Ковер лугов и каждую былинку
Не сердцем, не душой, а существом.
Все рядом: щебет птиц, и шум дубравы,
И гуд шмелей, и бабочек забавы,
Но стоило забраться в вышину —
И сразу потускнела позолота,
Пространство вырождается в струну,
Восторга нет от птичьего полета,
Должно быть, сказка, былью становясь,
Как с пуповиной, порывает связь.
XXXVII
Зачем мне размышлять — с начала света
Все сказано когда-то, кем-то, где-то,
Таких, как я, вселенных — пруд пруди...
И сколько их осталось позади —
Немало откровений прозвучало,
Но больше чепухи и все сначала?
Все истины меняют свой окрас,
Их пишет ускользнувшее сейчас.
XXXVIII
Кто на страницах древних фолиантов
Надеялся найти живой родник,
Тот проиграл — не истину постиг,
Он раскопал во чреве пыльных книг
И мысли взлет, и глубину талантов,
Пусть труд велик, но ад всего лишь Дантов:
Раз невозможно избежать кнута,
У большинства дорога в те врата,
А страха нет, как нет Богобоязни —
Жестоко глупых чад подвергнуть казни.
XXXIX
История не учит ничему,
Когда не научила жить доныне,
Зачем взывать к любви, к добру, к уму,
Быть гласом вопиющего на льдине?
А взрослые лукавят и таят
От малышни ничтожные секреты,
А власть плутует с челядью, но где-то
Земных владык считают за котят...
Они творят историю? Пусть мнят!
XL
Готовый мир, как фантиком на нитке,
Дразнил меня и звал меня: — Лови!
И ускользал, но было сил в избытке,
Я полон был предчувствия любви.
А время, прикрепленное к улитке,
Сравняло наши пульсы, чуть спустя,
Я еле поспевал за ним, кряхтя.
При мне менялся мир, но мной отчасти —
Я не имел ни рычагов, ни власти,
А мыслю, чтоб в безумие не впасть
И сдуру не полезть в акулью пасть?
Лишь гений будоражит главный кокон
И оживляет тысячи волокон,
А для меня не думать — как не жить,
От воздуха пока не отгорожен,
Пока такой сигнал еще возможен,
В себе его не в силах заглушить.
XLI
Все связано с медлительным эфиром,
Который правит и не правит миром,
В котором неразрывно сплетены
Минувшие и будущие. Сны
Принадлежат и мне и Зазеркалью,
От глаз земных все скрыто под вуалью —
Отрывочный сигнал доступен мне,
Как робкий всплеск, как блики на волне.
Фрагменты, бесполезные обрывки
Ни вспомнить, ни продолжить, ни связать,
Как слизанные сливки не слизать.
XLII
Что мне проблемы дальнего порядка,
Когда вблизи, во мне самом, разгадка —
И в переносном смысле, и в прямом
Высокое соседствует с дерьмом:
Я разве буду Кот без тонкой сути,
Которой не подходит tutti frutti*,
Желудок попусти — сапог сожрет,
А без сапог какой я буду Кот? !
XLIII
О войнах я наслышан с малолетства
И видел галерею — праотцы,
Как на подбор, отважные бойцы,
Свободу мне оставили в наследство;
От них идет земля и древний род —
Традиций груз устойчивость дает.
Свобода от — наружное устройство
И может быть добыта на войне,
Но есть иное основное свойство —
Свобода как — рождается во мне...
А без нее нет ни дворян, ни парий,
Нет чести без нее — сплошной гербарий...
Без постоянных «надо!», только здесь
Я понял, отчего так ценят честь.
XLIV
Все слишком поздно — мой плавучий остров
Акуле демонстрирует излом,
Насела с новой силой пара монстров:
Толкают то тупым копьем, то острым
К обрыву, за которым нет «потом».
Мemento mori*— время быстротечно:
Звучит иначе в юности беспечной —
Не остудить ее бурлящий сок!
Вдруг заревело горном из тумана,
И смерть пришла несправедливо рано,
И кажется, что жизнь ушла в песок.
Я памятник себе, мне жаль вселенной
И этой льдины, ставшей Ипокреной,
Меж цифрами короткий интервал
И прошлое, и суть мою вобрал.
Но часть меня умчится восвояси,
Объявится иль нет в иных мирах —
Неведомо. Ей там, на небесах,
Не вспомнить Васи в прежней ипостаси,
У каждого свой срок и свой итог.
Бог во вселенной тоже одинок...
XLV
Когда чудесным образом отсюда
Попал домой и что б я совершил?
Да ничего такого — просто б жил,
Готовил экзотические блюда,
Растил котят, как старая зануда...
О славе только в юности мечтал —
Не тот характер, чтобы рваться к дутой,
Довольствуясь украденной минутой...
Для подлинной талантов недобрал,
А к бранной, слава Богу, опоздал.
XLVI
Претила мне излишняя туманность,
Жить, чтобы жить, оправданность,
как данность,
Зачем ловить невидимую тень —
Проснешься, и наполнит смыслом день.
Для тех, кто исповедует богатство
И власть как цель, мой выбор — святотатство,
Для них кумир и колбаса и прут,
Они, как на галере, все гребут.
Назло гребцам, счастливцу-одиночке,
Философу в его порожней бочке,
Я с радостью на верность присягну,
Xоть этот жест не сделает погоды...
Все крепче цепь, весь свет давно в плену —
Невольник отчеканенной свободы.
XLVII
Соблазнов много. Дьявол за гроши
Извергнуть может Бога из души,
Но не заказан путь добра и веры,
И никого не тянут сквозь фильеры.
Достойно Бога — доброе творить,
Достойно жизни — длить ее и жить.
Запруды, гнезда, соты и берлоги
Не качеством, а творчеством убоги,
Инстинкту и себя не осознать,
Он должен сохранять и повторять.
XLVIII
Из глины разум и горшки из глины...
Как невозможно с кучи муравьиной
За кручи заглянуть, за облака,
Так и понять Творца кишка тонка...
Друг в друге разобраться мы не властны —
Язык один, а образ мыслей разный
И самого себя я по кускам,
По нескольким мазкам не воссоздам;
А тех, кого съедаем иль седлаем
Используем, но вряд ли понимаем.
Так что тупик? Скорей наоборот —
Напор для избежания болот;
И все течет, и большинству неймется,
И многим кажется, немногим удается
Добраться до желаемых высот.
XLIX
Мне разум позволяет сомневаться
И верить, и творить, и заблуждаться —
Бог толику себя в меня вложил,
Чтоб я не поддавался мыслям сорным,
Ни разуму, ни сердцу непокорным,
Я время для молитвы упустил...
Лес, степь, пустыня, небо, море в звездах,
Весь космос — храм, ему не страшен крен,
А как молиться там, где спертый воздух,
Где перегар желаний толще стен?
L
Казалось мне постыдным из острога
Под камерный концерт тревожить Бога,
Ведь там я был всего лишь заключен:
Мог побузить, от пищи отказаться,
Стать паинькой и требовать кассаций,
А здесь Судьбой я выбора лишен!
Я верил, что небесная десница
Сорвет с вещей таинственный покров...
Надежда гаснет, чуда не случится,
И на пути в последний из портов
Напрасно жду — я к чуду не готов.
LI
Но бросил ли сюда хоть на мгновенье
Свой взор Господь со времени творенья —
Здесь мысли нет, здесь плотная среда,
Зачем Творцу заглядывать сюда?
Как ни мила зубастая торпеда
И обликом, и гибкостью своей,
Она живет по заданному ей
Шаблону — от обеда до обеда.
А если Бог везде и, значит, тут,
То почему Он медлит — дни идут!
LII
Он редко стал входить в дела земные
И правят здесь течения иные,
Но я не им молитву возношу,
К ним обращаться не имеет смысла,
У этих сил в ходу большие числа,
Я Бога о спасении прошу.
Он обо всех и все о каждом знает
И помнит все, и любит, и прощает.
Не логикой я главное постиг,
Не мысли растворили тень сомнений,
Ее испепелил прекрасный миг
Любви к Творцу, к плодам его творений!
LIII
Я вижу, что со мной наедине
Акула окошачилась вполне;
Она подобна умному дельфину,
Становится на хвост, глядит в кабину,
Справляется, насколько я живой —
Ей скучно путешествовать самой,
А у меня нет сил сойти на льдину.
Сумел на мир иначе посмотреть —
Достаточно, не жаль и умереть...
Чужое все: ни холода, ни боли,
И кабельтов уже длинней, чем век,
Секунда превращается в парсек,
Земное больше не играет роли,
Повис туман болотной пеленой,
Янтарный свет навстречу мне струится,
Все ярче, ближе: огненная птица —
Крылатый Лев кружится надо мной.
