I
Мяу, мяу — всем котятам:
Белым, серым, полосатым —
Мяу, мяу — спать пора
От заката до утра.
   Наш царапка спать не хочет,
   Он попутал дни и ночи
   И споет ему Мурфей,
   Покровитель добрых фей:
«Мяу, мяу — всем котятам
От восхода до заката
Будет радость и игра,
А теперь заснуть пора...»
   Ночь не создана для шуток,
   Темнота — не время суток,
   Это черная дыра
   Между завтра и вчера.
Ночь для спящего малютки
Пролетит за полминутки,
С ним посмотрят сон цветной
Камышовый и Лесной.
   Сны смотреть спешат Котяры,
   Рыси, Пумы, Ягуары...
   Вот отправил фей Мурфей
   К самому Царю зверей.
Лев, зевнув, бай-бай ложится,
Спят Наследник и Царица,
Оцелот, Сервал, Манул...
Вот и Васенька уснул.

                II
Утром Васенька проснулся,
Выгнул спинку, потянулся
Левой, правой и двумя
И тихонько пискнул: — Мя...
В дверь просунулся Филоша:

— С добрым утром, наш хороший.
— Здравствуй, дядюшка Филон. —
Отвечал ему Котен.
— Что тебе, малыш, приснилось?
— Все забылось...
— Раз забылось,
Умывайся и пойдем
Поздороваться с отцом.

               III
Кот Агапыч, славный воин,
Новой ролью был доволен,
Он своих сынов растил,
Ощущал надежный тыл,
Не скупился, тратил средства,
Но семейное наследство
Ни на йоту не спустил.
Жил достойно новый барин,
Был у Мурок популярен,
На охоту выезжал,
Живность всякую держал,
Вход к себе держал открытым,
Не страдал еще кряхтитом,
А о жизни боевой
Вспоминал, как об иной.

              IV
Не умея быть бесстрастным,
Он срывался, осердясь,
Ненавидел хлам и грязь,
Не терпел шатаний праздных
И порой роскошный бас
У причала лодки тряс.
Он опорой оставался
Для былых однополчан —
Кто б из них не появлялся,
Всех покормит Валерьян;
«До весны» перебивались,
Но прижились и остались
Парамоша-ездовой
И Трубач их полковой.

                V
От злокозненных соседей,
Не желавших на обеде
Сесть со «слугами» за стол,
По округе слух пошел:
«Мурок в Доме нет, а чисто —
Не иначе, содомисты,
Непонятно кто кого...
Но котята не его!»

               VI
Грозный Кот пустившим слухи
Отпустил по оплеухе,
Но с собой старинный спор
Он продолжил: «Где тут слуги!
Кто придумал этот вздор?
Те, что жизни не жалели,
С кем последние сардели
Разгрызали на троих,
Обходясь порой без них,
Чтоб стыдясь себя самих,
Там в углу объедки ели?!
Нет! мы будем есть семьей
Аж до крышки гробовой... »
(Но с тех пор в парадной зале
Свечи реже зажигали).

              VII
Кот Агапыч просиял —
Младший, Васька, подбежал:
«До чего бутузик ладный,
Крепкий, чистенький, нарядный».
— Ты сегодня, Васька, франт...
Ну, побегай, поиграйся,
На Филоне покатайся,
Не испачкай новый бант...

             VIII
...Мой отец такой гигант,
Но на нем не покататься
И с хвостом не потягаться,
От отцовского шлепка
Долечу до чердака...
Я таким большим не стану...
Нудят все: «Лижи сметану!»
Вот придумали прием,
Чтобы сделать пузырем.
Испытал совет филоний —
Больше спать — растут во сне,
Валерьян куда ученей
Разъяснил природу мне:
Рост во сне совсем не сказки,
Сон развязывает связки,
Удлиняется скелет...
Есть совет, а роста нет!

               IX
Это фортель злющей феи —
Не пускает в Котофеи,
Я просил ее — пусти
До Филона подрасти.
Фея чары напускает
Или карлик прижимает
И куда же я расту?
Начал мерить по хвосту:
Очень просто, выбрал ветку,
Коготком провел отметку —
Это что за номера?!
Хвост короче, чем вчера...

               X
Испарюсь подобно луже —
Им же, взрослым, станет хуже,
Всю нудьгу куда девать —
Друг на друга выливать?
Разве казусы бывали,
Чтоб котята усыхали?
Если так, то скоро б я
Сгинул в клюве воробья!
Но и взрослым я не буду —
И не надо, все зануды,
Завели себе котят
И тиранить норовят:
«Вась! Ты где? Беги обратно,
Вечереет и прохладно...
Вась! Домой! Отец зовет!
Осторожно, аккуратно,
Ты не бабочка, а Кот!»
Если что-нибудь и можно,
Так от рамок станет тошно:
То не тронь, туда не лазь,
Не цепляйся, не царапай,
Разобьешь, не трогай лапой,
А случись что — сразу «Вась»!

               XI
Даже маленькая шалость
Моментально открывалась,
На меня, чуть что не так,
Стали вешать всех собак:
Поломало загородку,
Захирел в пруду карась,
Мышь в чулане завелась,
Унесло большую лодку —
Что, и это тоже «Вась»?

             XII
Интересно знать, откуда
Появляется зануда?
Все у них давным-давно
В три косых разграфлено.
А хвосты у них какие? —
Равнодушные, большие,
Вот у папеньки — волной,
У Филона коромысло
Вниз дугой совсем провисло,
Жалко дядьку, хвост больной...
Мой веселый, заводной,
Пусть короткий, но игривый
И в движении красивый,
Я ему: «Не отвлекай!»,
Он ко мне: «Слови! Поймай!»

             XIII
Быть котенком интересно —
Разве это им известно?
Воспитатели котят
Лицедействуют, темнят,
Сочиняют небылицы
Про капусту из теплицы,
Но в капусте нет пустот,
В листьях плохо — там зальет.
В их отсутствии уверен
Даже наш козлище Ме-е-ерин —
Не посмел бы так хрумтеть
С риском котиков задеть.
В тыкве столько же загадок,
Сколько места для котяток —
Как с отцом возникла связь,
Да и как туда попасть?

             XIV
Если прав соседский Тишка
(Мне с азартом плел плутишка
И о крышах и о том,
Что у Мурок под хвостом.
Все котятками оттуда
Появляются на свет —
Исключений вроде нет...),
То на мой вопрос — откуда
Появляется зануда?
Это все же не ответ.
Врут, что маленькими были...
Нет! такие не шалили,
Не поверю, что отец
Был такой же сорванец,
Что от дедушки скрывался
На конюшне и в дупле,
Что к соседям забирался,
Что катался
На козле...

             XV
Вот придумали задачу
Или я себя дурачу,
А откроется секрет
Даже проще, чем буфет —
Как ларец, где крышки нет,
Просто, скучно, очевидно,
А бывало... вспомнить стыдно...

             XVI
Мне Филоша на ночь пел,
Я крепился и терпел
(Он, должно быть, не котенам
Петь привык, а эскадронам),
Но в награду слышать мог
Очень странный диалог:
— Кто Филошу спать уложит,
Кто споет «бай-бай» Филоше?
Спит малыш, а я засну ль
Без тебя? В ответ: «Буль-буль...».
— Я вот барину толкую —
Нужно Мурочку, чтоб пела,
Только барин ни в какую!
Петь — мое ли это дело?
Что ж приходится, терплю...
Вдруг опять: «Буль-буль, булю... »

              XVII
Любопытством Кот снедаем:
Звук рожден не попугаем
И не уткой — та кряхтит,
У нее радикулит.
У осла внутри поломка,
Он икает слишком громко,
Петушок рассвет зовет,
Куры квохчут, бык ревет,
Овцы блеют,
Козы млеют,
А в конюшне Мурчик ржет.
Часто квакают квакушки,
А надутые индюшки
(На поверку просто врушки)
Всем сулят: «Куплю, куплю»...
Кто сказал «Буль-буль, булю»?

             XVIII
Здесь ужасная загадка —
Кто же дядьке булькал сладко —
Привидение, фантом,
Змей с чешуйчатым хвостом?
Он ломает загородки,
Он отвязывает лодки,
Напустил в чулан мышат
И в пруду разводит яд!
Подводить друзей негоже,
Рассказать — влетит Филоше,
А старик не виноват.
Змея сам подкараулю,
(Коготки уже блеснули —
Я не Барсик для битья!),
Сам задам чертей Буль-булю,
За проделки штукаря
Не накажут больше зря!

              XIX
Из-за двери приглушенно
Раздавался храп Филона
И еще трещал ночник —
Я ползком туда проник...
Приоткрыл завесу случай,
Аж захватывало дух!
Я сгорал от тайны жгучей,
В явь вернул меня петух.
Змей, должно быть, испугался,
Через стену улизнул,
Я тогда к себе прокрался
И сконфуженный заснул.

               XX
Утром дядька был встревожен:
— Может, в горлышке першит?
Долго спишь и отчего же
У тебя недужный вид?
Это средство для растирки
Заболевших капризуль
Применяют и штафирки —
Вынул фляжку: — Буль, буль-буль.

             XXI
Нет, не будет мне покоя,
Топот, мяв, да что такое?
Котовасия стряслась:
— Эй! Васи-илий, Васька, Ва-ась! 

            XXII
В Котоусовке родины.
В череду обычных дней,
Состоящих из рутины,
Вторгся праздник — ждут гостей.

            XXIII
Васька долго умывался,
Он давно не опасался,
Что куда-то вниз растет
И колдует злая фея,
Так что он до юбилея
Никогда не доживет...
Сказки тайной не манили,
Детство кончилось. Василий,
Не имея важных дел,
В отражение глядел,
Ус подкручивать пытался,
По имению слонялся...

             XXIV
Толстый повар Валерьян
Был с утра немножко пьян:
— Шел бы ты, малыш, отсюда,
Ишь, ворчит сковорода,
Брызнет жиром — будет худо...
А рецепт? Рецепт не блюдо,
Know-how* — не еда,
Здесь искусство, господа!

                XXV
— А тебя конфирмовали? —
Дядьку спрашивал юнец.
— Ну а как же! Мне отец
Выпить рюмку дал вначале...
— А потом?
— Погнал взашей,
Стал большой — лови мышей!
Был сперва в торговом флоте,
На рыбалке, на охоте,
После с батюшкой твоим
И уже все время с ним.

              XXVI
Сладкий дым воспоминаний
Тронул душу старика —
Как в последней из кампаний
Он бывал в тылу врага,
Как с приказом к Тимофею
Он летел в дивизион,
Как толкали батарею
Рассказать хотел Филон...
Вдруг верхом, без церемоний,
Прибыл первым из гостей
Этот самый Тимофей —
Что-то хрюкнуло в Филоне,
Дядька лапками всплеснул
И мяукнул: — Караул!
Он и в бытность капитаном
Слыл сосисочным титаном,
А теперь в один присест
Котоусовку объест;
До сих пор никто не знает,
Где он столько помещает.
Не дослушал... вот пострел...

             XXVII
Васька кубарем слетел
Вниз, туда, где из кареты,
Весь с иголочки одетый
(Вот что значит стольный град!)
Появился Васькин брат:
— Здравствуй, милый именинник,
Ты, как новенький полтинник,
Поздравляю! Мой презент —
Сапоги последней моды,
И легки и скороходы,
Испытай их в сей момент!

            XXVIII
Барин вышел встретить сына,
Два пушистых исполина
Обнялись.
— Ты стал матер,
Мой столичный визитер...
Чтоб теперь с тобой обняться
Как мне быть — больным сказаться?
Или фельдшера пришлешь —
Дескать, здесь и он хорош?
Нам за вами не угнаться...

           XXIX
Сын парировал упрек:
— Ты ко мне излишне строг;
Видишь, выкроил минутку
Поприветствовать Васютку...
Я ж на службе — лекарей
Все зовут и всем скорей,
Невозможно отлучиться:
Мурка может окотиться,
Не обучен санитар
Остужать высокий жар
И гурманы донимают...
На обед не приглашают,
А дожрутся до беды
И вопят: «Воды! Воды!»
Днем и ночью в их пределы
Я ношусь, как угорелый,
Их спасает мой клистир
От вояжа в лучший мир!

              XXX
«Жирный Кот» — звучит обидно
Да еще в устах ехидных...
А гурман куда нежней,
Благозвучней для ушей.
Яства жирные гурманы
Поглощают непрестанно,
Аж пока забьют кишки.
Доходящего клиента
До финального момента
Стерегли гробовщики,
Кото-фалки и венки.

            XXXI
Как известно из пролога,
Пронька с детства думал много:
Мысль о клизме день за днем
Неотступно зрела в нем.
Конкурентов злобный ропот
Волю Проньки закалил,
На себе опасный опыт
Храбрый лекарь совершил:
Он со шлангом наконечник
Сочленил, промыл кишечник,
Скепсис признанных светил
(Предрекали страшный сепсис),
Как из клизмы окатил, —
Клизмой брал любые хвори,
Кроме насморка и кори!

           XXXII
Лекарь возит все с собой —
Помпу, шланги, бак с водой,
На запятках санитары,
Толстомордые Котяры
В белоснежных колпаках,
Наконечники в когтях.
Кото-фалки, Проньку чуя,
Словно мыши, врассыпную
Разъезжались, а потом
Загорелся Кошкин Дом!

          XXXIII
Пронька кстати ехал мимо
И увидел клубы дыма,
Вмиг карету осадил,
Задом к Дому подкатил.
Вход закрыт. Пуста сторожка.
Дом горит, а где же Кошка?
Пронька высадил окошко,
Не колеблясь, прыгнул в чад,
Чтоб спасти троих мурчат;
Санитары по стремянке
Вверх уже втащили шланги.
— К помпе! — Лекарь приказал.
Кучер воду нагнетал,
Струи хлюпнули и шланги
Вырывались, как мустанги.
Долго шла борьба с огнем.
Пар шипел. Воды хватило.
Медицина победила —
Потушили Кошкин Дом.

            XXXIV
Сам Брандмейстер был в ударе:
С помпой к Дому подкатил,
Пел, плясал и много пил,
За отвагу на пожаре
Всю четверку наградил!
Не обнес себя медалью —
Кто здесь главный?
                 Знай каналью!
И больному повезло,
Без клистира пронесло...

            XXXV
Кот Агапыч хмуркнул: — Ладно...
Я беру слова обратно,
Я неважный дипломат,
Но твоим успехам рад,
Извини мои причуды...
— Что наш воин?
— С Тимкой худо,
Слабо верится в «авось»,
Если служба вкривь да вкось...
Все! сегодня именины...
Ваську он облобызал
И повел в парадный зал.

           XXXVI
Потемневшие картины
Там висели на стенах.
Прославляла род старинный
Родословная в холстах.
Не банальные портреты
Были в сумраке видны,
А батальные сюжеты
Из глубокой старины
Толщу времени пронзили
(Стиль письма весьма суров
Был у старых мастеров...) —
Аж поежился Василий,
Он сдержать никак не мог
Пробегавший холодок.

            XXXVII
Взоры предков — часовые
У истоков, как живые,
Из ничтожной толщины,
Сквозь барьеры вековые
На него устремлены:
Кто со шпагой обнаженной
Опирался на эфес,
Кто на фоне бастиона,
Кто с копьем наперевес.
Здесь полковник величавый,
Устремив клинок в зенит,
Как по воздуху летит
На коне, к вершинам славы,
Вот гигант a la Rabelais*
На военном корабле.

             XXXVIII
Рассказал о нем Агапыч:
— Прадед мой, Большой Царапыч,
На коне сидеть не мог —
Конь, как сноп, валился с ног.
Говорили: «Слон подходит...»
Но у нас слоны не в моде —
Кто воюет на слонах
По морозу и в лесах?
Благородную натуру
Не пошлешь служить в пехтуру,
Он пошел служить на флот,
Стал Царапыч — мореход.
Он стихии не боялся,
Он резвился, он игрался,
Словно был и сам дельфин,
С быстрой стаей аффалин.

            XXXIX
— Чтобы знали в этом мире
О величии Сибири,
Он водил Кото-маран
К берегам далеких стран.
Раз случился ураган...
Все погибло. Даже шлюпка,

Словно хрупкая скорлупка,
Раскололась на куски,
И пришлось бедняге туго,
Нет спасательного круга,
Ни жилета, ни доски...
Только молнии сверкали,
Только волны налегали,
И совсем лишенный сил,
Пращур к берегу подплыл.
Он по Африке скитался,
От шакалов и гиен
Мощной лапой отбивался,
Но Царю повиновался —
Приказали — сдался в плен.
Лев рычал, но лишь для виду,
Помня древнюю обиду,
Но Царапыча за стать
Стал он сильно уважать...

                  ХL
— Полюбуйся Кошаками
И проникнись, что веками
Славный род не слазил с крыш,
Чтоб явился ты, малыш!
— А меня они спросили? —
Вдруг подумал вслух Василий.
— Будет умничать, сынок,
В этом сведущ только Бог!
Жребий пал тебе родиться...
Предков не в чем упрекать,
Мы — потомственная знать,
Должно славой их гордиться,
Доблесть, честь и дух традиций
По наследству передать.

              XLI
— Что простят простокотину,
Не простится дворянину!
Мясо спер простокотин —
Виноват лишь он один;
Прародителей не знает,
За детей не отвечает...
Дворянин позорит род,
Если попросту крадет, 
Если слово нарушает,
Иль подвластных унижает!
Всех пятнает, даже прах —
Предки крутятся в гробах,
А безвинные мурчата,
Чьи папаши не зачаты,
На себе несут клеймо.
Если дедушка — дерьмо,
Нет на прошлое опоры,
Лишь бесчестье вместо форы,
Потому что честь — не грош,
Закатил — не возвернешь...

             ХLII
— Вот, сынок, твоя рапира —
Пусть теперь любой задира
Видит, лезя на рожон,
Что и ты вооружен.
Хватит ездить на Филоше,
Кавалеру конь положен,
Пусть отныне будет твой
Отпрыск Мурчика — Гнедой.
Если Кот коня боится,
Лучше вовсе не садиться,
Потому что обречен
Он до старости в коляске
Привыкать к дорожной тряске...
Кто наездником рожден,
Тот не будет побежден!
Превратившись в фелотавра,
Он в бою стяжает лавры...
А теперь пойдем за стол,
Час обеда подошел.

            XLIII
Стол к обеду накрывали,
Как обычно, в малой зале:
И чего там только нет...
Там сардины и ветчины,
Там рулеты и паштет,
Разноцветные графины
Излучают нежный свет.
Гости залой овладели,
Гости дружно загудели —
Стол ломился и какой!
Там сосиски и сардели
Прямо высились горой.

            XLIV
Тост один, за ним другой...
За успехи, за здоровье
И, конечно же, присловье
О карьере боевой.
Дали слово Тимофею,
Он армейскую идею
Начал бурно развивать:
— Будь, сынок, отцу под стать!
Чтоб бойцы тебя любили,
Чтоб скупая похвала
Выше ордена была,
Чтоб друг другу говорили:
«Командир — отец родной,
Мы за каменной стеной!»
Так служи до генерала!

              XLV
Юбиляра чуть качало,
Он бывал уж под хмельком —
С Тишкой пару раз тайком
Пил ее из мутной склянки,
Но тогда у валерьянки
Был, пожалуй, вкус иной,
Не волшебный, а дурной —
В голове потом гудело...
Дионис раскрыл секрет:
Стало ясно, в чем тут дело —
Валерьянке нужен свет,
Чтоб фантазии бурлили.
Увидал себя Василий —
Он в мундире золотом,
Он гарцует на Гнедом,
Словно луч, его рапира,
На него, на командира,
Восхищенно смотрит рать,
Он велит атаковать!

          XLVI
В родословную картина
Не попала...
в этот миг
Покраснела буженина,
Побледнел мясной балык,
Валерьян большое блюдо
С мясом внес — какое чудо:
Запах трав, дымок идет
И такие ароматы,
Что бывалые солдаты
Не смогли сдержать муркот.

           XLVII
Стали пить за Валерьяна —
Он великий виртуоз,
Исцеляет наши раны
И восторг довел до слез...
Лекарь, прежде чем поможет,
Трижды шину переложит —
Все равно не так срастит,
А художник иль пиит
На шедевры тратят годы;
Повар выше, чем поэт,
Ведь на ляпы, на заходы
И на длительные роды
У него продуктов нет!

           XLVIII
Лишь напомнили про шину,
Пронька-лекарь скорчил мину,
Словно шпильку проглотил,
Оскорбили ж медицину,
Но попробовал свинину
И обидчиков простил.
Тимофей добрался к мясу
И схватил такой кусок,
Что спуститься на террасу
И как все предаться плясу,
Не хотел, да и не мог.
Меж рассудком и желудком
Не проникнуть звучным дудкам —
Там и клетки нет пустой,
Все заполнено едой...

          XLIX
Танцы начались с кадрили,
Гусли, флейты и гобой
Направлял Трубач трубой,
Пары весело кружили
И Василий так плясал,
Словно тысячи кресал
Высекали в нем салюты,
Двери настежь, спали путы,
Он свободен наконец —
«В Лету канули запреты.» —
Думал маленький гордец,
Валерьянкой подогретый.
Как прекрасен карнавал,
И воинственные предки,
И душистые соседки,
Коих храбро обнимал.
Все кружилось и сверкало,
Сила тяжести пропала,
Он порхал то вверх, то вниз...

              L
Утомленный Дионис
Передал гостей Мурфею.
Именинник потрясен —
Из почти что Котофея
Он в котенка превращен.
А хвостище пышный, длинный,
Как у Барса — двухаршинный;
Им не то что не махнуть,
Просто сдвинуть на чуть-чуть
Котик тщетно порывался,
Но едва не надорвался.

               LI
Хвост сказал: «Не пропадем,
Нужно действовать вдвоем,
Стану движителем нашим,
Не горюй — тобой помашем
И с шуршаньем поплывем».
Хвост и вправду дело знает —
По-змеиному ползет,
Голова мышей глотает...
Вдруг навстречу вышел Кот!
«Змей» смекнул: «Котячью душу
Я ничем не обнаружу,
Что ему в душе моей,
А снаружи кто я — змей!
Как укрыться от когтей? —
Промурлыкать о сметане»,
Но язык пристал к гортани...
Поднатужился, а он,
Как у змея раздвоен!

               LII
Прыгнул Кот, но промахнулся,
«Змей» пригнулся и проснулся —
Это был всего лишь сон.
Почему все так зловеще?
Показал себе язык —
Нет, язык, как у Мурлык,
Не наметилось и трещин.

              LIII
Дядька выслушал рассказ,
Головой слегка потряс
И вздохнул: — Уже задело,
Быстро ж время пролетело...
Мышки, змейки, не-е-ет, шалишь,
Это вестники, малыш,
Купидон готовит стрелы.
Кто пронзен его стрелой,
Сам становится не свой,
Иногда у инвалида
Просыпается либидо...
Так сходились на одном
И Филон, и Фрейд, и Фромм.

             LIV
Как предчувствиям не сбыться,
Что-то видимо случится
Скоро, этой же весной,
Всех любовные частицы
Поражают новизной.
Нет конкретного предмета,
Но задолго до рассвета
Все светилось изнутри
В свете утренней зари.
Кот ликует без причины,
Кот тоскует без кручины,
То мяукнет, то вздохнет,
То тревога царапнет.

             LV
Вот и тайная пружина —
Их соседка, Ангелина...
Трепет, жар, холодный пот —
Боже! Вот Она идет...
Что за носик, что за ушки,
Ротик, глазки, на макушке
Виден белый хохолок,
А таких высоких ног
И походки двести лет
Не видал Кошачий свет.

           LVI
Дар коварный дан влюбленным
Взором мир преображать,
Даже самым искушенным
Вдруг случится оплошать.
И юнцов разят флюиды
И бойцов, видавших виды,
Их нагрудник броневой
Обернется кисеей.
Крыша едет, сердце тает,
Взгляд уже не подмечает
Ни соринки, ни бревна,
Многоопытность смешна —
Всем Она повелевает,
Так пленительно сильна...

            LVII
Отмахнулась Ангелина
От Агапычева сына:
— Это что за ухажер?
В череде Котов матерых
Для меня подобный порох
Просто форменный позор.
Есть такие сердцееды...
Аж до сердца достает
И антракта не дает
Каждый баловень победы,
А такой зеленый Кот
Одарит не песней длинной,
А безвременной кончиной...
Я на ранних не гляжу —
Поищи других соседок.
И фигуру Лиссажу
Прочертила напоследок,
На ходу кормой вертя...

              LVIII
После, молодость спустя,
Вспомнит он о ней: «Жива ли,
Ведь минуло столько лет?
Быстро прелести увяли,
Хвост Коты поободрали,
Только в этом горя нет.
Я от прежней Ангелины
Вижу свет первопричинный,
Еле слышен камертон,
Но не смолк, не замер звон».

               LIX
...Но когда шаги остыли,
Вдруг почувствовал Василий
Хруст, крушение, обвал —
Сразу все переменилось,
Жизнь, как ветка, надломилась,
Он опору потерял;
Падал в пропасть водопада,
Растекалась в нем досада...
Обманула, как блесна,
Эта первая весна.

              LX
Говорят, что время лечит
И дает счастливый шанс,
И опять вгоняет в транс...
Мечет
Кречет,
Сарыч мечет —
Чет и нечет,
Чет и нечет...
Чей-то нечет,
Чей-то чет,
Опустевшее не лечит,
Чье-то времечко течет.